воскресенье, 24 октября 2004
Этот рассказ, сразу предупреждаю, длинный... но вы не пожалеете, если его прочитаете... я не могла оторваться...
читать дальше"Щелк... Щелк... Щелк..." - маленькая серебряная шкатулка в руках мастера Чена щелкала крышечкой, словно метроном. Мастер открывал изящную шкатулку, сосредоточенно и даже немного удивленно смотрел в нее, а потом большим пальцем резко захлопывал крышечку. Снова открывал, снова сосредоточенно смотрел, снова захлопывал. Так продолжалось уже около двух часов. От напряжения у мастера Чена на лбу и висках вздулись вены, несколько капелек пота медленно пробирались по щеке к подбородку. Равномерные звуки-щелчки для мастера постепенно слились в один равномерный гул, не различимый, как тиканье часов.
Наконец в глазах мастера Чена что-то изменилось. Исчезло сосредоточенное и удивленное выражение. Шкатулка замерла в его руках, и больше не издала своего "щелк".
- Пусто, - сказал мастер Чен и равнодушно выронил шкатулку, мгновенно потеряв к ней интерес. Его лицо теперь светилось спокойствием и удовлетворением. Мастер приказал своему телу расслабиться.
- Да, тоже пусто... - повторил он и, прикрыв веки, улыбнулся. Он уже собрался погрузиться в привычную медитацию, когда в дверь постучали.
- Беспокойствам не сидится на месте, им свойственно приходить, - произнес мастер Чен. Вслушался в звук собственного голоса, попытался вникнуть в то, что он сказал. Недовольно покачал головой и открыл глаза.
- Тоже пусто... - тихо решил он и громко добавил: - Да?
Дверь открылась и в комнату вошли.
- Мастер Ли! - мастер Чен поднялся и приветливо улыбнулся. - Я рад вас видеть снова...
Мастер Ли взглянул исподлобья.
- Я помню, что мы уже виделись сегодня утром, - сказал он. Его, конечно же, не обманула ни улыбка на лице Чена, ни его вежливый голос. - Я должен извиниться, что прерываю ваши занятия. Поверьте, мне очень неудобно, но я смиренно прошу принять меня.
- Что вы, брат! - искренне изумился мастер Чен. - Неужели вы думаете, что мои по сути совсем пустые занятия значат для меня больше, чем даже малейшая возможность быть чем-то полезным кому бы то ни было, не говоря уж о таком возвышенном...
- Брат Чен, пожалуйста, не надо со мной упражняться в вежливости, - мастер Ли все-таки улыбнулся, но лишь на мгновение.
- Хорошо, брат, - лицо мастера Чена приобрело обычное свое выражение - спокойного, погруженного в себя человека. - Пожалуйста, проходите...
Мастер Чен подождал, пока гость подойдет. Они почти одновременно опустились в кресла. Друг напротив друга. Мастер Ли молча осмотрелся, словно видел эту комнату впервые. "Почему брат до сих пор не избавился от всей этой роскоши?" - мелькнуло в его уме, но он тут же привычно уничтожил эту мысль, почувствовав в ней критический настрой. Его собственная комната внешне совсем не отличалась от комнаты мастера Чена, но он уже давно избавился и от ковров, и от кресел, и от телевизора с видеомагнитофоном, и от всей другой мишуры, которой снабдил монастырь один богатый американский любитель буддизма...
Примерно полгода назад в монастырь заехал путешественник с Запада. Монахи уже привыкли к этим белым, как две капли воды похожим друг на друга, искателям восточной экзотики. В монастыре даже расширили комнату для гостей, сделав ее удобной не только для привычных к любым условиям монахов, но и для изнеженных западных путешественников. Никто в монастыре не запоминал труднопроизносимых имен гостей. Вслед за мастером Ли их всех звали "мистер Смит". Обычно путешественники останавливались в монастыре на пару дней. Они восхищались спокойствием и размеренной жизнью монахов, на словах высказывали сильную зависть, а через несколько дней почему-то торопились уехать. Но полгода назад очередной мистер Смит остался в монастыре надолго. Первую неделю он просто не выходил из комнаты для гостей, и наиболее любопытные из послушников говорили, что он просто лежит и смотрит в потолок. Он сделал щедрое пожертвование монастырю. Два раза в день один из послушников приносил ему простую еду и воду. К концу первой недели пребывания мистера Смита в монастыре им заинтересовался мастер Ли. Он подошел к двери комнаты для гостей и постучался.
- Да? - раздался в ответ глухой голос мистера Смита.
Мастер Ли вошел. Гость и в самом деле лежал на спине и смотрел в потолок. Мастер почувствовал беспокойство. Он подошел и, ни слова не говоря, сел рядом с кроватью. Он погрузился в себя, стараясь увидеть гостя на тонком плане. Почти сразу на мастера Ли обрушился поток такого отчаяния, такой тоски, что опытный монах чуть не выскочил из комнаты. Но он пересилил себя и до вечера, обливаясь потом, впитывал эмоции гостя и отправлял их в пустоту. К вечеру, так ни слова и не сказав, мастер Ли встал и вышел из гостевой. Он чувствовал себя, как раздавленный жук: еще не мертвый, но и не живой. Он добрался до своей комнаты, где сразу же рухнул на подстилку, набитую сухой травой, заснув еще в падении...
Никто в монастыре так и не узнал, что так мучило мистера Смита, что его заставило бежать из богатой и счастливой Америки в буддийский монастырь. Никто не узнал причин его состояния, но все видели, как на следующее утро после визита мастера Ли американец впервые вышел из комнаты. Он потянулся, сделал несколько упражнений и улыбнулся восходящему солнцу. Проходивший рядом послушник улыбнулся гостю и приветливо помахал ему рукой.
- Кто это был у меня вчера вечером? - спросил его мистер Смит по-английски. Послушник улыбнулся еще шире и что-то ответил.
- Не понимаешь, да? - уточнил мистер Смит. Послушник весело закивал, а потом на жутко ломаном английском произнес:
- Мастер Ли говорит могет. Хоросо-хоросо могет. Я - нет...
- Понятно. А где он?.. Мастер Ли. Где Мастер Ли? - американец повторял имя мастера, пока послушник не понял и не отвел мистера Смита к нужной двери.
- Мастер Ли, - сказал он и исчез.
Мистер Смит как мог вежливо постучал. Вошел. Немного вычурно поклонился, заученным жестом сложив ладони.
- Вы говорите по-английски? - спросил он.
- Да, - просто ответил мастер Ли. Он только недавно пришел в себя, но был рад видеть гостя на ногах. - Вам лучше?
- О да! - у мистера Смита загорелись глаза. - Как вы это делаете?!
- Что? - удивился мастер Ли.
- Я будто заново родился! Из-за того, что случилось, я чуть не покончил с собой... И, наверное, этим бы и кончилось, но за один день!.. За один вечер... Я сегодня проснулся, и все мои беды вдруг показались настолько мелкими, потому что... Я даже не могу объяснить это! Как же так? Просто раз - и нет! Как вы это делаете?
- Я здесь ни при чем, - скромно улыбнулся мастер Ли. - Это все атмосфера монастыря. Вы, наверное, прибыли из очень беспокойного места... - При этих словах мистер Смит яростно закивал головой. Он явно хотел что-то сказать, но удержался. - А здесь - нет беспокойств, - продолжал монах. - Все ваши проблемы, не имея почвы для своего развития, поглотили сами себя. Понимаете?
- Да! Да! - с жаром заговорил мистер Смит. - Я понимаю! Это здорово! Я чуть не умер, а на самом деле... Это – нечто! Я хочу стать монахом! Вы принимаете в монастырь? Я заплачу, сколько надо! Я богат!
- Вы можете жить, как гость, сколько хотите... - грустно улыбнулся мастер Ли.
- Но я хочу стать монахом, быть на равных со всеми здесь. Я понял, как бессмысленно и глупо было все, чем я занимался... Только спокойствие имеет смысл. Слиться с этим спокойствием. Это такое наслаждение! Я почувствовал вчера такое!.. О! Вам не понять!
- Хорошо, вы можете жить здесь на правах гостя еще месяц, а потом, если вы не передумаете, мы посвятим вас в мона...
- О! Я понял! Это испытание, да? Думаете, я сам откажусь? Ну уж дудки! Вернуться к этой... Не-ет! Я отсюда ни ногой! Месяц, так месяц! А зачем так долго? Какая разница: день, неделя, месяц, год... Время не имеет значения, ведь это только спицы на колесе самсары... - мистер Смит хитро улыбнулся. - Я ведь правильно говорю?
- Да, время не имеет значения, - согласился мастер Ли и почему-то закрыл глаза.
Мистер Смит удивленно посмотрел на него, неловко потоптался в дверях.
- Э-ээ, мастер Ли? - наконец произнес он, не выдержав и минуты молчания. - Так, значит, через месяц?
- Да, - мастер открыл глаза и недоуменно посмотрел на американца. - Ведь время не имеет значения?
- Вам понравилось? - довольно хохотнул американец. - Тогда я пока пошел. Можно я буду иногда приходить к вам, чтобы поговорить о буддизме?
- Поговорить о буддизме? - глаза мастера Ли округлились. Он несколько раз произнес эти слова про себя, а потом вдруг звонко рассмеялся. - Поговорить о буддизме!..
- Да, а что? - лицо мистера Смита недовольно вытянулось. Он не любил, когда над ним смеялись. Лицо монаха мгновенно сделалось серьезным.
- Нет-нет, ничего. Конечно же, приходите. Я всегда буду вам рад...
Но как только дверь за гостем закрылась, лицо мастера Ли снова расплылось в широкой улыбке.
- Поговорить о буддизме! - повторил он со вкусом. - Как глубоко и просто одновременно! Я не смогу спокойно заниматься, пока не поделюсь этой находкой!
Мастер Ли торопливо вышел из комнаты и через несколько секунд уже стоял у двери в комнату мастера Чена. Мастер Ли внутреннесобрался, чтобы ни одним мускулом не выдать себя... Он вошел с очень серьезным выражением лица.
- Брат Чен, я пришел, чтобы поговорить с тобой о буддизме!
На лице брата Чена застыла приветственная улыбка, а через секунду он рассмеялся. Мало кто слышал в монастыре смех Чена...
- Брат, ты сам это придумал? - спросил он восхищенно. - Какая глубина! "Поговорить о буддизме"!
Потом они долго сидели и молчали вместе, вновь и вновь пытаясь проникнуть в бездонную глубину нового коана.
- Я хочу встретиться с ним... - сказал Чен, когда узнал, кто автор удивительной фразы. Мастер Чен встал и вышел. Через десять минут он вернулся и разочарованно сказал:
- Он слишком полон и пуст одновременно... Его мудрость не от знания, а от глупости. Наполненная пустота - самое страшное состояние этого мира. У него нет шансов.
Сказав эти слова, мастер Чен потерял интерес к гостю и больше с ним не встречался. Мастер Ли был согласен с точным, хотя и безжалостным приговором брата, но еще несколько раз встречался с самоуверенным американцем, который по большей части не давал собеседнику и слова сказать, делясь своим пониманием сути буддизма и своими открытиями. Мистер Смит был так вдохновлен своим быстрым продвижением по пути к нирване, что первые три дня второй недели пребывания в монастыре не давал никому прохода, стремясь что-то объяснить всем и каждому. Мастер Ли уже успел несколько раз пожалеть о том, что когда-то выучил английский...
К его счастью, в конце второй недели мистер Смит вдруг куда-то засобирался. У мастера Ли хватило такта ни о чем не напоминать беспокойному гостю.
А мистер Смит между тем явился к мастеру Ли в своей походной одежде, в которой какие-то две недели назад явился в монастырь.
- Я так благодарен вам и вашему монастырю... – начал гость проникновенно, - что не могу покинуть его, ни чем не отплатив вам... Конечно, я еще вернусь сюда, но сейчас меня ждут неотложные дела... По-моему, я еще смогу все исправить там у себя, и тогда... - мистер Смит мечтательно закатил глаза. - У меня будет столько денег, что я наконец смогу все бросить и стать буддийским монахом!
Мастер Ли хотел попытаться понять эту фразу, но не стал, так как почувствовал, что может показаться невежливым, если вдруг ему это удастся.
- Мы будем ждать вас, - вежливо улыбнулся мастер Ли.
Перед тем как уехать, мистер Смит попросил, чтобы ему позволили отблагодарить монастырь так, как он хочет. Никто не возражал. Тогда гость исчез на пару дней, а потом приехал с целым грузовиком всякой всячины. За день с помощью нескольких рабочих и одного немного сумасшедшего человека со странным именем "дизайнер" мистер Смит превратил комнаты двух наставников монастыря в роскошные апартаменты. Полы и стены были покрыты толстыми коврами, соломенные подстилки выкинуты и заменены роскошными кроватями с золочеными спинками. Появилась какая-то несусветная мебель и электроника... Послушники с интересом и завистью заглядывали в двери, рассматривая новенький телевизор, видеомагнитофон и музыкальный центр с набором дисков околовосточной музыки. Однако всему этому великолепию не суждено было радовать своих новых хозяев. Как только довольный собой мистер Смит уехал, мастер Ли приказал вынести все из своей комнаты и сбросить в ближайшую пропасть. Мероприятие получилось торжественным и очень символичным. В нем принял участие даже мастер Чен. Он стоял на самом краю обрыва и провожал взглядом каждую брошенную вещь.
- Да, так тоже можно, - сказал он, когда все закончилось. - Наши желания, брошенные в пустоту, разбиваются. Разбитое желание не так опасно, но самое безопасное желание то, которого нет...
Все ждали, как поступит мастер Чен со своей преображенной комнатой, но он ни как не поступил. Уже полгода она оставалась в том же состоянии, в котором ее оставил мистер Смит и его помощники.
...Два наставника небольшого высокогорного буддийского монастыря сидели друг против друга и молчали. Мастер Чен и мастер Ли, несмотря на то, что принадлежали к одной школе буддизма и жили вместе в одном монастыре уже больше двадцати лет, были совсем не похожи друг на друга. Высокий, худощавый мастер Чен слыл мрачным и суровым учителем. Послушники его уважали, но побаивались, стараясь без нужды не попадаться ему на глаза. Лицо Чена из-за своей непроницаемости похоже было на маску. Никто, кроме мастера Ли, не видел, чтобы мастер Чен улыбался. При этом все по себе знали, что взгляд его пронизывает насквозь... Послушники монастыря побаивались мастера Чена и были рады, что его не по-восточному вытянутое и бледное лицо можно было видеть не так уж часто. Большую часть времени мастер проводил у себя в комнате, покидая ее только во время занятий, обязательных служб и на редкие прогулки. Иногда он вдруг интересовался каким-то наиболее перспективным, по его мнению, послушником, давая тому несколько персональных уроков. Но это бывало не часто, и мало кто из послушников искренне желал удостоиться такой чести...
Мастер Ли был полной противоположностью своему коллеге. Даже внешне. Это был полный, невысокого роста круглолицый китаец. С привычной, казалось, никогда не сходящей улыбкой на лице. Мастер Ли обладал мягким и сострадательным характером. Все обитатели монастыря его обожали. Стоило ему появиться во дворе, как его обступали послушники, радуясь возможности услышать какую-то поучительную историю, получить наставления или просто услышать добрые слова в свой адрес. А выходил мастер Ли часто. Ему совсем не сиделось у себя в комнате, он постоянно был чем-то занят в монастыре. И это нравилось ему гораздо больше, чем медитация, во время которой он частенько засыпал, чего очень стыдился.
Как обычно, мастер Ли первый не выдержал затянувшегося молчания.
- Брат Чен, могу я вас спросить? - начал мастер Ли. - Об одной вещи, которая меня давно беспокоит?
- Конечно, любые беспокойства нужно немедленно пресекать, иначе они будут препятствием на нашем пути. Я буду рад, если смогу помочь вам, брат Ли.
- Брат Чен, неужели вас не тревожит вся эта неуместная роскошь вокруг?
- Роскошь? - мастер Чен недоуменно поднял взгляд. - Ах это!.. Нет, она меня не беспокоит. Неужели есть какая-то разница в медитации на ковре или соломенной подстилке? И то и другое, в конце концов, не существует, не говоря уж о том, что не существует разницы между ними. Как может существовать разница между двумя вещами, которых нет?
- Это теоретически, но практически... - мастер Ли замолчал, старясь подобрать слова.
- Да, вы правы, - вдруг согласился мастер Чен. - А практически эта "роскошь" беспокоит вас... Вы можете поступить с ней так, как хотите.
- Но вы забываете о примере, - мастер Ли вдруг почувствовал себя уязвленным, но за доли секунды уничтожил негативное чувство. - В монастыре живут монахи, которые еще не достигли вашего уровня понимания. Ради них я показал пример непривязанности, сбросив все ненужное в пропасть, в пустоту...
- Да, так тоже можно, - повторил мастер Чен. - Но простите, дорогой брат Ли, за откровенность, вы ошибаетесь в том, что ваш пример был примером непривязанности. Вы как раз показали пример привязанности, пусть очень возвышенной, но привязанности...
Мастер Ли хотел что-то сказать, но вместо этого надолго замолчал.
- Вы правы, мастер Чен, - наконец тихо произнес он. - Ваш пример - пример настоящей непривязанности. Простите.
Они снова помолчали. И снова мастер Ли начал говорить первым:
- Вообще-то я пришел спросить не об этом... Я хотел бы узнать... Я хотел бы поговорить о брате Фэй Хуне...
- Брат Хун?.. Да, у него есть шансы. Не очень большие, но есть... - мастер Чен проницательно посмотрел на собеседника.
- Да, но я бы снова хотел поговорить о ваших методах обучения. Вам не кажется, что они несколько... жестоки?
- Жестоки? Жестокость рождается от чувств: от злобы, зависти, ревности... Я не мог быть жестоким, потому что не могу ничего из вышеперечисленного испытывать по отношению к брату Хуну или к кому бы то ни было еще...
- Да, но он уже второй день не может нормально дышать носом!
- Разбитый нос за мгновенное просветление - не такая уж высокая плата...
- Мастер Чен, пожалуйста, для моего блага, расскажите подробнее о том, что произошло...
- Хорошо, - легко согласился мастер Чен. Он закрыл глаза и в течение получаса не произнес ни слова, а потом внезапно, без всякого перехода, заговорил:
- Я давно приметил брата Хуна. У него большой потенциал, но он молод и, несмотря на глубокие теоретические знания, не понимает основ. Я решил помочь ему. Вечером, когда монастырь готовился ко сну, я позвал его с собой. Мы пошли на вершину Кунь. Там очень хорошо наблюдать закат. Мы шли, и сначала подъем был не слишком крут. Подножье горы всегда полого. Оно было покрыто травой и цветами. Идти было приятно и легко. Брат Хун смотрел по сторонам и радовался прогулке. Но вот мы подошли к первому большому камню. Он был голым и острым. Я остановился перед ним и оглянулся на пройденные луга. "Сейчас мы прошли легкий путь. Ты понял это, брат Хун?" - спросил я его. Он ответил: "Да", и мне показалось, что он действительно понял. "Но чтобы идти дальше, мы должны преодолеть этот острый камень, - сказал я. - И дальше уже не будет так мягко и легко. Ты понимаешь это?" - "Да", - снова ответил брат Хун. И тогда мы преодолели голый и острый камень, и брат Хун немного содрал кожу на колене, потому что был неопытен. Мы преодолели камень и пошли по крутой тропинке вверх. Здесь уже не было цветов, только горные травы еще кое-где пробивались сквозь камни. С каждым шагом взбираться становилось все труднее. Брат Хун уже не смотрел по сторонам. Мы добрались до небольшой ровной площадки и снова остановились. "Мы прошли сложный путь, - сказал я. - Но дальше будет еще сложнее, и поэтому нужна передышка. Понимаешь?" - "Понимаю..." - сказал брат Хун, и я подумал, что он действительно понимает. Я дал время на отдых, а затем мы стали взбираться дальше. Гора стала совсем крутой, и нам иногда приходилось пробираться ползком, обдирая колени и ладони, но мы двигались вперед. И на середине этого пути, не останавливаясь, я спросил брата Хуна: "Понимаешь?" И он, задыхаясь, ответил: "Да". И я подумал, что он действительно понимает...
Брат Хун совсем уже выбился из сил, когда мы добрались до ровной площадки на самой вершине горы. В двух шагах от нас была бездонная пропасть, а прямо перед нами догорал кровавый закат... И тогда я сказал: "Мы забрались. Теперь мы на вершине, и одновременно у самой пропасти... Посмотри же на закат!.. Понимаешь?!" Тогда брат Хун посмотрел на красный закат и усталым голосом сказал: "Да, очень красиво..." И тогда я понял, что все его "да" были просто бессмысленным сотрясением воздуха! И тогда я размахнулся и как мог сильно ударил его кулаком в нос. Он зашатался, схватился руками за лицо, а когда отнял их и увидел кровь... Из его носа текла кровь, и его руки стали красными... Брат Хун посмотрел на красные руки, а потом на кровавый закат, потом снова на руки... И тогда он действительно ПОНЯЛ! Я прочитал это по его глазам...
Мастер Чен замолчал. Казалось, то, что ему пришлось так долго говорить, утомило его. Он помолчал, а потом уверенно повторил:
- Разбитый нос за подлинное понимание - не такая уж высокая цена... Понимаете?..
- Да... - сказал мастер Ли и непроизвольно потер рукой нос. Он прикрыл веки и сосредоточился на том, что рассказал ему брат Чен. Все было действительно прозрачно, очевидно. То, что послушник Фай Хун не смог сразу понять такого простого урока, можно было объяснить только его невнимательностью. Вдруг мастеру Ли пришла в голову замечательная мысль:
- А не мог ли быть его ответ в конце пути знаком его абсолютного понимания? Не промежуточного, на которое рассчитывали вы, а конечного? Ведь те его слова на вершине горы, слова "да, очень красиво" при виде кровавого заката, могли означать не только непонимание, но и наоборот, полное понимание...
Мастер Чен с уважением глянул на собеседника.
- Да, если бы эти слова были сказаны так, как они должны были быть сказаны, то это были бы слова Будды... Но они были сказаны так, что мне пришлось разбить брату Хуну нос...
- Конечно... Простите, я просто хотел произвести впечатление своим глубоким видением...
- Что вы, брат Ли, я рад, что вы мне указали на этот удивительный момент. Сегодня же вечером я снова заберусь на гору Кунь и попробую увидеть то, что вы сказали.
- Но мое понимание всего лишь теоретическое. Кто знает, что сказал бы я, пройдя весь путь и оказавшись на вершине горы Кунь...
- Подлинное понимание часто рождается из теоретического знания, если последнее не становится самоцелью...
- Но еще чаще теория порождает другую теорию. Подобно тому, как от верблюда рождается верблюд, а от обезьяны - обезьяна, так и теоретическое знание порождает лишь теоретическое понимание...
- Да, чтобы стать буддой, надо соприкоснуться с буддой, а не читать книги будды, - грустно согласился мастер Чен и после паузы с благодарностью заметил: - Наш разговор сегодня дал мне почву для вечерней медитации...
В комнате в который раз за беседу воцарилось молчание. Немного погодя, мастер Чен глубокомысленно произнес:
- На самом деле я был бы не против, чтобы какой-нибудь будда "ударил меня в нос"...
- Именно это вы называете "соприкоснуться с буддой"? - решил пошутить мастер Ли. Но мастер Чен только вежливо улыбнулся. Тогда, чувствуя неловкость, мастер Ли продолжил:
- Все-таки я хотел бы до конца разобраться с этой историей... Неужели нельзя было как-то по-другому? Как-то мягко объяснить брату Хуну?
- Зачем? - удивился мастер Чен.
- Но ведь можно было обойтись без вашего сурового урока. Можно было подробно объяснить, чем в тот вечер была гора Кунь, что было ее подножием, и острым камнем, и тропинкой, и площадкой наверху, перед обрывом, что значил закат, в конце концов... Ведь это все можно было просто объяснить!
- Объяснить? Вы думаете, мастер Ли? Разве такие вещи можно ОБЪЯСНИТЬ? Мне всегда казалось, что понимание невозможно дать просто объяснениями... Только действие поможет. И пусть оно будет казаться жестоким... Это только кажущаяся... Видите осу? - вдруг перебил мастер Чен сам себя и указал собеседнику на окно. Мастер Ли посмотрел в указанную сторону и увидел маленькое желтое насекомое, упорно бьющееся в закрытую часть окна. - Видите, как она бьется? Подойдите и объясните ей, что стоит чуть-чуть отлететь назад, потом еще чуть-чуть полететь направо, и она - свободна. Потому что вторая створка окна открыта, и оса сможет лететь, куда ей вздумается. Попробуйте ей объяснить все это! Ведь это так просто...
Мастер Чен замолчал, словно ожидая от коллеги попытки убедить бедное насекомое, а потом закончил:
- Сколько бы вы не объясняли ей, что свобода в двух сантиметрах от нее, оса будет биться и биться в стекло, пока не умрет... Понимаете?
- Да, но человек - не оса...
- Разве? Вы всерьез думаете, что большинство людей чем-то отличаются от нее? Вспомните всех этих многочисленных мистеров смитов! Разве они не бьются в свои окна? Разве их не ждет неминуемая гибель, хотя спасение всего лишь в двух шагах от них?
- Да, но ваш метод...
- А мой метод таков!.. - мастер Чен вдруг встал с кресла, взял со стола серебряную шкатулку, шагнул к окну, быстро накрыл осу шкатулкой и щелкнул крышкой. Жужжание на секунду прекратилось, а потом возобновилось с новой силой, но уже внутри шкатулки. Мастер Чен поднял шкатулку в руке, показывая собеседнику.
- Смотрите, она недовольна. Она возмущена и готова жалить за такую несправедливость. Ведь ее лишили свободы, теперь она не может свободно биться в стекло до смерти. Но... - мастер Чен выставил руку со шкатулкой в открытое окно и легко, привычно перещелкнул крышечкой. Мастер Ли успел увидеть, как оса с огромной скоростью вылетела из открытой шкатулки и исчезла в солнечных лучах. - Но... теперь она действительно свободна... - закончил мастер Чен и вернулся в кресло. - Пусть она думает обо мне, что хочет. Я не привязан к благодарности... Да, может быть, если бы я потратил полжизни, объясняя ей природу стекла и полуоткрытого окна, и каким-то чудом достиг в этом успеха, то она была бы мне очень благодарна, сказала бы: "Спасибо, мастер Чен, за великую науку, теперь я знаю так много, и могу лететь". И если бы для меня существовала разница между славой и оскорблениями... А ведь она, несомненно, ругает меня на чем свет стоит, не так ли, брат Ли? "Поймал, запер, да еще неосторожно стукнул крышкой..." Так вот, если бы для меня существовала разница, то я бы предпочел первый путь... Но меня не интересует отношение ученика ко мне, меня заботит его свобода, и если для этого надо разбить нос, то я разобью нос. И не важно чей...
Мастер Чен замолчал. Его собеседник неожиданно поклонился и вышел. Мастер Чен удовлетворенно кивнул, закрыл глаза и погрузился в медитацию.
Мастер Ли вышел, закрыл за собой дверь и остановился. Ему было одновременно грустно и радостно. Грустно за себя и радостно за брата Чена.
- Брат Чен по-настоящему идет по пути будды, - тихо сказал сам себе мастер Ли. - А я... Я слишком привязан...
Мастер Ли вышел во двор монастыря, и его тут же окружили ученики.
- Мастер Ли! Мастер Ли! Расскажите нам историю о блуждающем будде! Вы обещали!..
Мастер Ли посмотрел на горящие интересом глаза, на знакомые, такие родные лица. Вот недавно прибившийся к монастырю послушник, которого он пару месяцев назад вылечил от малярии, выхаживая день и ночь; вот брат Тэн, пожилой монах, с которым они однажды потерялись в снегах и чуть не замерзли насмерть; вот совсем молодой послушник-сирота, для которого мастер Ли стал и отцом и матерью. Родители парнишки погибли во время обвала. Его сегодняшняя улыбка стоила мастеру Ли немало дней и ночей...
"Мастер Чен прав - я слишком привязан, я никогда не смогу ударить никого из них... Даже ради просветления... Я привязан к благодарности, к этим любящим взглядам, к этой теплоте, мое сердце принадлежит им, а не пустоте..."
Мастер Ли опустился на предусмотрительно подготовленную учениками подстилку и приготовился рассказывать обещанную историю. Послушники оживленно устраивались вокруг. Вдруг они, как один, замолчали, с лиц исчезла улыбка. Мастер Ли оглянулся. Во двор вышел мастер Чен и молча направился в сторону горы Кунь. Послушники втянули головы в плечи. Видно было, что они боятся пошелохнуться. Но сегодня мастер Чен никого с собой не позвал. Он собирался один увидеть красоту кровавого заката...
- Мастер Чен желает вам только блага... - зачем-то сказал мастер Ли, когда старший наставник исчез за воротами монастыря.
- Мы знаем, знаем, - заговорили монахи. - Он очень продвинут...
Они снова оживились, снова на лицах заиграла улыбка, радостно засмеялся мальчик-сирота:
- А правда, что блуждающий будда...
И вдруг грусть, сидевшая внутри мастера Ли, куда-то исчезла. "Может быть, брат Чен и прав, и мне никогда не достичь вершин духовного осознания. Пусть мой разум слаб, но мне кажется, что это тепло... эта... любовь... выше, чем..." - мастер Ли осекся даже в мыслях, а через мгновение он почувствовал, как внутри...
- А правду говорят, что если человек внезапно получил просветление - это значит, его посетил блуждающий будда? - спросил кто-то, но мастер Ли не ответил.
...И долго еще ждали ученики обещанной истории, потому что их любимый наставник окаменел, словно древняя статуя Будды. И лицо его светилось счастьем и неземным пониманием...
-
-
24.10.2004 в 20:30-
-
24.10.2004 в 21:01